Старая, самая старая песня. Песня, певшаяся у начала времен — и у их конца. Прекрасная песня — для того, в чьей голове эхом отдается каждый ее звук. Она обвивалась вокруг, как кольца огромной змеи. Обволакивала его. Пронзала. Наполняла. А за песней, крадучись, шел голос. Хриплый голос.

Голос оружия.

…близко…

…так близко…

Ахазиан Кел резко сел, сердце его колотилось. Одной рукой он стискивал частицу копья, и по этой руке разливалась тупая боль. Разжав онемевшие пальцы, он зашипел от удивления. Черный осколок, как червь, угнездился в кровавом мясе ладони. На его глазах кусок копья заворочался, пытаясь ввинтиться глубже в плоть.

Кел осторожно извлек его.

— Маленькая голодная тварь, да? — хмыкнул воин. Кровь из ладони он выжал на щепку, втер теплую влагу в грани. Не в первый раз после обретения осколка он спал и видел сны, но этот был очень уж ярким. Ахазиан огляделся. Разведенный им костер почти догорел. Жеребец стоял поблизости, жуя мясо одного из людей, убитых Келом несколько часов назад.

Вурмтайцы шли по следу, докучая ему. На уме у них была только месть, что делало их до обидного легкой добычей, Дюжина самых молодых и храбрых бросила ему вызов, хором призывая его смерть.

Распевали они недолго. Их тела остывали сейчас в густой траве, а кони удрали — кроме тех, которых он убил. Стремительное завершение стычки даже огорчало. Он прикончил их слишком быстро, не насладившись свершаемым. Когда-то он мог бы играть с ними часами, а то и днями. Но только не сейчас, когда в голове звенит песня Копья Теней.

Копье взывало к нему. Влекло его вперед по степям. Оно хотело, чтобы им владели, оно в этом нуждалось, и Ахазиан был тем, кто мог завладеть копьем. Старые раны на ладони зудели, требуя не шипов его собственного оружия, а чего-то иного. Исключительного. Топор, погруженный в череп последней жертвы, сердито зашипел. Рукоять его, разбухшая от крови убитых, пульсировала багряным. Шипы на ней изогнулись, крючковатые концы жадно поблескивали. Как и хозяин, кроветопор редко бывал удовлетворен.

— Уймись, — пробормотал Кел. — Я не первый твой владелец, а ты не первый мой топор. Один из нас переживет другого. Вот так-то.

Черепомолот согласно заворчал со своего места возле огня. Старое оружие, в свое время оно принадлежало многим воинам. И, как все старые вещи, обладало своей долей непоколебимой уверенности. Ахазиан погладил головку молота, успокаивая древнее оружие. Топор, однако, противился любой попытке утихомирить его. Он тоже слышал убийственную песнь Ганга, отдающуюся в темных уголках его души. И она ему не нравилась.

Топор тоже был стар — по-своему. Перекованный Волундром, он все равно оставался тем же, чем был. Этим черным топором владел Анхур, Алый Владыка, когда покорял Клаке почти век назад. Ахазиан не был среди бойцов Восьми Племен, отправившихся в королевства-кратеры под командованием Анхура, но с некоторыми он встречался — позже. После того как Анхур пал, сметенный грозой Зигмара.

То были головокружительные дни, полные страха и славы. Армии Кхорна разжирели и разленились на легком мясе, слуги Изменяющего Пути и Короля Чумы отступили в собственные владения, боясь мощи того, то шагал Красным Путем. Ахазиан развлекался тем, то разыскивал и вызывал на бой великих чемпионов Печных Земель — таких, как Гадон Бык или Лорд Разухли из Саламандрона. Он прорубил себе путь в забрызганные кровью шатры Неистового Разорителя, Палача Турна, и через магматический монастырь Кипрейной Секты.

Он собрал черепа сотен героев, прежде чем хотя бы услышал первый шепот божественной грозы или увидел хоть одного из рабов Зигмара. А потом герои стали разыскивать его. Полководцы тоже, предлагали богатство и славу, стараясь увлечь его под свои знамена. Пользоваться услугами Кела из Икрана стало символом высокого статуса среди вздорных Связанных Кровью.

— А могло ли быть иначе? — прошептал он. — Разве мы не самые смертоносные убийцы во всех Владениях? — Он приподнял осколок копья. — Разве мы не острили наши клинки на костях героев? — Он покатал щепку между ладонями, наслаждаясь тем, как она погружается в плоть. Некогда каждые восемь лет уцелевшие келы встречались на руинах Икрана, чтобы похвастаться своей доблестью, поделиться историями о своих победах и помериться клинками. Сейчас их осталось очень мало, но они остались, несмотря на все его усилия. И их.

Время возвращения в Икран подходило быстро. Он переплел пальцы, стиснув осколок. Тот принялся корчиться, как пиявка, впитывая сочащуюся из ладоней кровь.

— Пей досыта, малыш. Пей и укажи мне путь.

Сперва он думал забрать копье себе. Такое оружие сделало бы его поистине могучим. Потом решил все же отдать его Волундру. Черепомол, конечно, чудной, как и все мастера, но все-таки он один из легендарных хозяев кузниц. Ахазиан готов был не замечать определенных странностей.

Но чем дольше он охотился, тем извилистее становились пути, по которым бродил его разум. Он все больше размышлял о своих товарищах келах. О келах-одиночках. О величайших воинах, каких только видел Акши. Говорят, даже сам Хоргос Кул признавал это в редкие моменты беспечности. Восемь Плачей — величайшее оружие, выкованное когда-либо руками смертных. Не следует ли из этого, что ими должны владеть величайшие воины?

И что тогда могут эти воины сделать?

Ахазиан нахмурился. Не подобают келу такие мысли. Настоящий кел не ищет ни завоеваний, ни власти. Это заботы низших. Кел любит только сражение. Кел стремится лишь к чистому сердцу бойни, ибо в войне есть истинный мир. Но… Мучительная мысль изводила, как незаживающая рана.

— Что мы можем сделать тогда? И как это лучше сделать? — Он говорил тихо, обращаясь к себе, к осколку, к своему оружию, не зная, кому из них больше хочется услышать ответ. Ахазиан растопырил пальцы, позволив осколку свободно закачаться на ремешке. Грани отливали кровью — его кровью. Кел всплеснул руками — его вдруг страшно потянуло убить кого-нибудь. Все равно кого. Поднявшись, он подобрал оружие.

Жеребец, тихо заржав, обнюхал окровавленные руки всадника. Отпихнув голову коня, Ахазиан взобрался в седло.

— Идем, приятель. Ночь холодна, кровь горяча. Найдем кого-нибудь, кого можно убить. — Осколок на его груди затрепетал. Кел засмеялся тихо и яростно. — А потом вернемся к охоте.

Глава двенадцатая. БОГИ И КРЫСЫ

— Как дела, внучок?

Йорик Грунндрак, механик-кузнец, мастер Арсенала Вышнего города, вздрогнул. Чуть-чуть. Почти незаметно. Просто душа колыхнулась. Тут и самому крепкому духом не устоять, когда к тебе обращается бог.

— Хорошо, Создатель. Паразиты довольствуются сидением в собственном дерьме, такова их природа. Мы же довольствуемся их убийством — такова наша природа.

Механик стоял на самой вершине Бастиона Железных Быков, просчитывая будущий бой. Сектора обстрела соперничали в его голове с оценкой расхода материалов — он размышлял о насущной проблеме. Проблеме старой, но каждый раз требующей нового решения. Скавены хитры. Коварны. Но примитивны. Они бегут от силы — к слабости. Как вода в туннеле, они обладают способностью безошибочно находить самую слабую точку и устремляться туда. Так что задача — повернуть их силу против них же самих.

— Не похоже, чтобы вы многих убили, внучок.

— Ну, они едят своих мертвых, Создатель. Так что оценить размер вражеских потерь трудновато.

Позади него Грунгни тихо рассмеялся. Тихо, но этот смех все равно пробирал Йорика до костей. Обернувшись, он посмотрел на бога. Творец возвышался над ним, как не удалось бы ни одному смертному. Грунгни растянулся во все стороны восприятия Йорика — он не просто стоял за спиной, он был повсюду, в каждом мгновении, в каждой мысли. Как дым, заполняющий легкие.

— Парень? — спросил Йорик и наклонился, чтобы выбить трубку о каблук. Внизу генерал Синор выпустил «Старую Леди». Паровой танк прогрохотал по разбитой земле на четырех окованных железом колесах, оставляя за собой густой дымный след.