Лошади окружили его. На Ахазиана вновь посыпались стрелы, но на этот раз их было меньше. Воины соскользнули с седел, возбужденно гикая. Некоторые несли ярко разрисованные щиты, украшенные мехом и перьями, другие — длинные копья с тонкими, как клыки, наконечниками. Те, у кого были щиты, стучали в них оружием, устрашающе завывая, пока остальные стягивались к добыче. Червь продолжал свой путь, не ведая о драме, разыгрывающейся в его тени.

Ахазиан развернулся, пытаясь держать в поле зрения всех врагов. А их тут было по меньшей мере тридцать. И все-таки он улыбнулся. Значит, будет хороший бой. Не самый лучший, но… подходящий. Неподалеку его жеребец продолжал обедать кричащей жертвой, и Кел порадовался за него. Прекрасный зверь. Будем надеяться, его не придется убивать.

Стук по щитам начинал раздражать. Чего они ждут? Приглашения? Он поднял топор и молот, развел руки — пожалуйста, идите. Из толпы навстречу ему выступил один воин.

— Зиг-мах-ХАЙ! — провыл кочевник, еще разок ударив топором по своему щиту. Только сейчас Ахазиан отметил лазурные зигзаги на их руках и броне. Примитивный рисунок молний. Значит, зигмариты. Неудивительно, что они преследовали его столь яростно. Остальные подхватили клич, притоптывая и посвистывая.

Его народ тоже поклонялся Зигмару — до того, как появился Кхорн. Дробитель Черепов. Молот Ведьм. Во имя его они сотнями бросали пленных и рабов в огонь, но грозовой бог ни разу даже не заговорил с ними. Он предпочитал, чтобы его служители были овцами, а не волками. А народ Икрана, при всех своих недостатках, определенно был волком.

Ахазиан потянулся, разминая шею и плечи.

— Ну же. Покажем Дробителю Черепов хорошее представление.

Воин прыгнул на него, вскинув топор. Что ж, Ахазиан его встретил достойно. Его топор рассек топор противника, а молот разбил цветастый щит. Воин покачнулся. Лицо его выражало злость, разочарование — но не страх. Ахазиан пнул врага в грудь, кроша ребра, потом раздробил колено. Противник упал, и Ахазиан обезглавил его. Наклонившись, подцепил отрубленную голову кончиком топора — и швырнул под ноги ближайшего кочевника.

— Следующий.

Они подходили один за другим, чтобы умереть в тени червя. Нельзя было осудить их решимость и отвагу. Топоры и мечи оставляли зарубки на его доспехах из плоти, не замедляя и не останавливая Кела. Ему случалось биться одному против сотни. Тридцать — это смешно: капля в океане уже пролитой им крови. И столько же будет еще пролито, когда он получит Копье Теней! Мысль эта подстегивала его, делая стремительнее и свирепее.

Владеть подобным оружием все равно что стать единым с самой войной. Танцевать на черной кромке погибели, окруженной со всех сторон темно-багряным морем. Такова была мечта Кела — единственная мечта, достойная свершения. Вечность смерти и боини, проведенная среди погребальных костров тысяч королевств. Он рассмеялся, подумав об этом — и о том, насколько близка цель.

Кхорн — не завоеватель, не король. Он не правитель, платящий за преданность. Кхорн — буря, стихийная сила, за которой можно следовать, которой можно наполниться. Кхорн — ветер войны, кровавый прилив, захлестывающий и поглощающий все на своем пути. Только отдавшись войне, воин познает истинную победу. Только в сражениях без цели видна настоящая красота боя. Никакая цель не стоит битвы за нее. Значение имеет лишь сама битва.

— А когда война кончится, что ты будешь делать, Ахазиан Кел?

Ахазиан развернулся, взмахнув черепомолотом — тот прошел сквозь голову заговорившего с ним, будто череп был не плотнее дыма. Волундр смотрел на него красными сверкающими глазами, скрестив на груди толстые руки. Послание сгустилось среди пара, поднимающегося над стынущими телами убитых. Воин-кузнец огляделся.

— Я считал тебя умнее, герой Икрана.

Ахазиан посмотрел по сторонам: вурм-тайцы были мертвы — все тридцать. Прирезаны, как ягнята. Не сдались — и погибли все до единого. Он ощутил подобие сожаления. Да, будь он умнее, оставил бы одного, чтобы тот поведал о его отваге следующим поколениям. Единственный способ обеспечить себе достойных противников в грядущей вечности.

— Они на меня напали. — Кел отвернулся от Волундра. — Может, устали от жизни. Трудная у них жизнь в этих краях. Наверное, славная смерть казалась им предпочтительнее.

— Или ты их спровоцировал.

Ахазиан пожал плечами:

— И что? Я вышел победителем.

— Время против нас, мальчик.

Ахазиан нахмурился.

— Не называй меня так, воин-кузнец. Я давно распрощался с детством.

— Тогда почему ты поступаешь как ребенок? — укорил Волундр. — Осколок поет — так слушай его и не мешкай! Ты один среди моря врагов, и даже твоя хваленая сила тебя не вывезет. Используй ум как оружие — или проиграешь.

Ахазиан ощетинился.

— Я Кел из Икрана. Я не проигрываю.

Он сунул топор за пояс и стиснул в кулаке осколок Ганга, подвешенный на сыромятном ремешке. Волундр не ошибся — он пел, хотя, проливая кровь, Ахазиан ничего не слышал.

В сознании замелькали образы — расплывчатые, неопределенные. Межевые знаки. Место — какое? Он заморгал, пытаясь понять, что же видит. Раздавались приглушенные, невнятные звуки, пахло… отвратно. В лицо дохнуло неестественным жаром.

— Ну, ты видишь, не так ли?

Голос Волундра вернул его к реальности.

— Ты видел, где спрятано копье, — продолжил воин-кузнец. Глаза его полыхали, кулаки сжимались и разжимались. — Найди его — немедля. Или погибни, пытаясь.

— Я же поклялся, — буркнул Ахазиан.

— Да, как и я. Но клятвы — штука непрочная. Люди получше тебя и то нарушали их. Бывший владелец этого топора, например. — Волундр кивнул на топор за поясом Кела. — Анхур принес присягу Кровавому Богу — и мне, — а потом изменил своему слову. Он был горд и глуп. Не следуй его примеру.

Ахазиан инстинктивно коснулся топора. Старый, свирепый топор тоже терзался голодом почти таким же сильным, как и его собственный. Волундр подарил его Келу — в знак уважения, как он думал. Теперь он уже не был уверен. Имя Анхура, Алого Владыки, он хорошо знал. Анхур Черный Топор, едва не вспоровший брюхо Владению, прошелся по всему Акши, сея гибель и разрушение.

— И что с ним случилось?

— Его забрал Кхорн.

— Чтобы наказать или чтобы наградить?

Волундр долго молчал. Его туманную фигуру колебал ветер, делая ее то толще, то тоньше. Наконец он ответил:

— Не знаю. Но на твоем месте я бы не торопился выяснять.

— Считай, что ты меня предупредил, — кивнул Ахазиан. Взмахнув — почти небрежно — молотом, он развеял послание и тихо рассмеялся. Черепомол — пугающая сущность. Но кела не запугать. Никому, даже богам.

Над головой раздалось карканье. Посмотрев вверх, он увидел нескольких воронов, кружащихся над полем боя. Их черные глазки не отрывались от мертвых. А может, и от него. Ахазиан отсалютовал им молотом и пошел к своему досыта наевшемуся жеребцу.

Им еще скакать лиги и лиги, а времени, как напомнил Волундр, у них маловато.

Глава одиннадцатая. ГОРЧ

— Ты уверена? — спросил Волькер, отступив в сторону, пропуская дородного харадронца, толкающего тележку, груженную эфирными снастями. В воздушном доке царило оживление. Ветра торговли дуют всегда, и харадронцы стараются поспевать за ними. По всей широкой плоской платформе высоко над улицами Шу’голя купцы спорили с капитанами, договариваясь о ценах за провоз и доставку своих товаров. Эфирные корабли проплывали над гигантским червем, громоздясь в небесах.

Ниока кивнула:

— Да. Я слишком часто бросала вызов авторитету Кальвы, так что сейчас чем дальше от него, тем лучше.

Она была в доспехах, но с мешком — с вещами для путешествия — и скаткой, подвешенной наискось через грудь. В руках Ниока держала тяжелый боевой молот с рукоятью, вырезанной в виде червя.

— Для него или для тебя?

Девушка улыбнулась:

— Для обоих. — Она вздохнула. — Когда-то весь орден мог бы сопровождать вас в этом поиске. Артефакты, подобные тому, который вы… мы ищем, слишком опасны, чтобы оставаться без охраны. Даже Кальва с этим бы согласился.